Тайное знание русской алии

Леонид Рабин

Русскоязычной общине Израиля более 20 лет. Русскоязычные были здесь и раньше, если считать таковыми алию 70-х годов и даже многочисленных русскоязычных среди отцов-основателей нашего государства, но наши предшественники не хотели сохранить себя как общину. Напротив, их задачей было как можно быстрее интегрироваться в «ивритский Израиль». Поэтому не нужны были и русскоязычные СМИ, если не считать журнала «22», обслуживавшего узкий круг интеллигенции, продолжавшей думать и говорить по-русски. Специфика ментальности этого узкого круга определила две основные темы журнала – сионизм и антисоветизм.

Алия 90-х годов изменила правила игры. Впервые, если не считать арабскую общину и малые общины друзов и черкесов, в Израиле появилась большая группа граждан, не желавшая лезть в плавильный котел и хотевшая сохранить собственную культурную идентичность.

Мы не были антисоветчиками, в подавляющем большинстве не занимались подпольной сионистской деятельностью в стране исхода, не считали социализм разновидностью стремления к смерти, а свою бывшую Родину – империей зла. Мы уезжали из разваливающейся и уже развалившейся страны, в которой многим из нас не нашлось места.

Мы изначально «выпадали из матрицы». Израиль был сообществом иудейских религиозных общин, приехавших из разных стран мира. Мы были народом. Нас объединяла не только иудейская религия, но и особенности ментальности, бывшего национального языка, слова из которого тем не менее присутствовали в нашей русской речи, даже особенности внешности. Галич, Пастернак, Бродский были христианами, не переставая чувствовать себя русскими евреями. Один и тот же автор мог написать «Кадиш» и «Мадонна шла по Иудее», как Галич, «Ах Израиль, как здесь пьется, как поется» и «Аве, Мария», как Клячкин, «Иерусалим» и «Истинно верую», как Розенбаум. В толпе нас отличали не по наличию кипы и кистей от малого талеса под рубашкой. Ведь если иранский еврей сядет в тегеранское метро, он в «гражданской» одежде ничем не будет отличаться от обычного перса. Марокканский еврей на базаре в Фесе ничем не будет отличаться от обычного марокканца-араба. Русский еврей в московском метро останется узнаваемым даже без кипы на голове. Во всяком случае так было, пока мы не уехали.

Израильский истеблишмент, представленный политиками, топ-журналистами, чиновниками из раввината не знал, что с нами, такими, делать. Пока мы, вынужденные выживать в условиях экстремально дорогого жилья и выплачивать неподъемные долги, пытались поднять голову над водой, этот истеблишмент создал для нас русскоязычные СМИ, печатные и электронные, основной смысл существования которых заключался в том, чтобы учить нас жизни по-новому. Нас надо было научить любить новую Родину, сионистский этос и еврейскую традицию. Поэтому новые СМИ укомплектовали бывшими сионистскими активистами, обязательно антисоветчиками и немного русофобами, желательно «вернувшимися к вере». Это было частью общей стратегии, в рамках которой руководить нами «назначили» Щаранского и Либермана. Община напоминала кентавра, тело которого венчала чуждая ему голова. Голова вела общину туда, куда указывал ей путь израильский истеблишмент.

Но община выросла, окрепла, встала на ноги, сориентировалась. Оказалось, что мы и сами понимаем, где мы и кто, причем понимаем часто не так, как хотелось бы воспитателям. Мы воспитаны на всемирно отзывчивой русской культуре и лишены идиотского страха перед «ассимиляцией», понимаемой как любая сексуальная и культурная интеракция с неевреями, въевшегося в подкорку ивритоизраильтян. У большинства из нас есть родственники в США, Канаде, Германии, России, Украине. Мы знаем о том, что происходит в мире, и хотим это знать потому что это интересно, а не только потому что беспокоимся, «как это скажется на евреях».

Когда в местечках Украины евреи устраивали пасхальный седер, к ним приходили нееврейские соседи, на столе стояли хлеб и маца, вино и пшеничная водка. Каждый ел и пил, что хотел. Мы не видим смысла отказываться от этой нашей национальной традиции в новой стране. Мы знаем, что можно свободно выбирать женщину, религию, дорогу. Мы знаем, что можно «прыгать за флажки».

Даже те из нас, кто поменял имя Алла на Хатуэлу, зажигает субботние свечи и регулярно ходит в синагогу, обладают тайным запретным знанием, пугающим израильских раввинов, политиков и топ-журналистов ивритских СМИ. Мы знаем, что все «алийот», создавшие Израиль, были только незначительной частью мощных процессов еврейской и общемировой миграции. Мы знаем, что иудаизм – это всего лишь одна из религиозных систем, а не абсолютная, навсегда данная истина. Мы знаем, что не все народы мира хотели бы получить Тору и не получили ее только потому, что Господь выбрал нас. И самое важное – мы обладаем знанием о Второй Мировой войне, абсолютно не укладывающимся в израильский нарратив. Мы знаем, что евреи были не единственными жертвами той войны, что нацизм ужасен не только потому, что стремился уничтожить евреев, и не сводится к антисемитизму. Мы знаем, что зло не прекратилось само по себе, а было уничтожено большой кровью и силой, прежде всего нееврейской. Мы знаем, что если бы не эта кровь и не эта сила, не было бы и нас.

Уже только поэтому наша интеграция в ивритоязычную среду никогда не сможет быть полной, даже если не считать того, что сама эта среда раздроблена и переживает острый кризис идентичности.

И вот массами «русскоязычных» начала овладевать крамольная мысль – а может быть, не надо приспосабливаться под других, а можно оставаться самими собой? Светскими, открытыми миру, по-русски всемирно отзывчивыми. И не надо прогибаться ни под ортодоксальный раввинат, ни под националистический мейнстрим. Мы стали самодостаточными.

Интересно, что именно в этом качестве мы становимся интересными достаточно большому сегменту ивритоизраильтян, уставших от идеологической индоктринации, религиозного засилья, затхлой атмосферы местечка в черте оседлости, пропитавшей многие стороны израильской реальности. Молодые светские израильтяне, бегущие от всего этого в Берлин, Лондон и Лос-Анджелес, вдруг обнаруживают, что Берлин, Лондон и Лос-Анджелес есть и в Израиле, и они представлены русскоязычной общиной страны, ее молодой ветвью.

При этом мы живем в очень интересной стране, уникальной тем, что в ней сосуществуют по соседству друг с другом люди, почти ничего не знающие друг о друге.

Пример тому – эфиопская община Израиля. В ней много интересных музыкантов. Она «производит» музыку, экспортируемую впоследствии в языковую и культурную метрополию, и уже сама Эфиопия живет под амхаро-израильские ритмы. Мы об этой музыке и этих музыкантах, об эфиопско-эритрейском кино, выпускаемом в Израиле, не знаем ничего.

Мы почти ничего не знаем и о нашей ультраортодоксальной общине с ее «дворами», интригами их лидеров, сложными отношениями адептов. Ультраортодоксы в Израиле во многом напоминают евреев в странах европейской диаспоры 100 лет назад, а антиортодоксальная риторика напоминает классический европейский антисемитский дискурс. В Венгрии организуют этнографические экспедиции в страну хантов и манси, потому что вдруг поняли, что эти народы гораздо ближе к древним венграм, чем нынешние венгры, и могут рассказать современным венграм о собственном прошлом больше, чем музеи Будапешта. Наше прошлое живет рядом с нами, в двух шагах, но оно большинству из нас не интересно.

СМИ – зеркало их потребителей, они вступают с потребителями в двустороннюю интеракцию. Они показывают обществу лицо этого общества и помогают ему осознать себя и реальность, в которой общество существует. Но для того, чтобы выполнить эту задачу как надо, СМИ должны быть адекватным, а не кривым зеркалом, изготовленным по заказу, с расчетом, чтобы зритель увидел себя таким, каким хочет его видеть изготовитель зеркала, а не таким, каким является зритель на самом деле.

Мы выросли. Мы переросли собственных, навязанных нам воспитателей. Нам нужны адекватные СМИ, являющиеся средством диалога и самопознания, а не инструментом воспитания и идеологической индоктринации. Любая потребность рано или поздно реализуется, и для этого находятся подходящие инструменты. Мы долго ждали. Пришло время для русскоязычных израильских СМИ, адекватных аудитории, которую они обслуживают, ее уровню, не являющихся для большого русскоязычного мира синонимом местечковой зашоренности, индоктринированности и непрофессионализма.